В сознании многих Грузия успела закрепиться в качестве одной из передовых демократий на постсоветском пространстве. Тем оглушительнее был шок, когда правящая партия страны «Грузинская мечта» попыталась принять (а позднее и приняла) закон об иностранном влиянии, который многие назвали «русским законом». За этим законом последовал еще один — о запрете пропаганды ЛГБТ. Стало очевидно, что в стране усугубляются авторитарные тенденции, но человеку, наблюдавшему за ситуацией поверхностно, может показаться, что все это случилось на ровном месте. Разумеется, всё совсем не так.
Партия «Грузинская мечта» во главе с миллиардером Бидзиной Иванишвили пришла к власти в 2012 году (подробнее о том, как Иванишвили решил переключиться с бизнеса на политику и что для этого пришлось сделать, можно прочесть здесь). По словам исследователя Гиорги Гобронидзе, «Грузинская мечта» образца 2012 года представляла собой совсем другую «политическую группу», нежели современная партия. По сути, в 2012-м году «Мечта» пришла к власти на волне всеобщего недовольства вторым сроком Саакашивли. Ситуацию усугубили опубликованные перед выборами видео пыток заключенных в Глданской тюрьме в Тбилиси. Тогда партия представляла собой коалицию, состоящую из оппозиционных по отношению к политическому блоку Саакашвили сил.
Добившись парламентского большинства, «Мечта» сосредоточилась на том, чтобы ограничить возможности президента. Так, были утверждены поправки в Конституцию, лишающие президента права заменить правительство без согласия парламента. Однако в 2013 году такие меры не воспринимались как закладывание фундамента для строительства авторитаризма. «Грузинская мечта» тогда объясняла поправки «обезвреживанием потенциального кризиса», который мог возникнуть из-за отставки правительства Иванишвили. После того, как в том же году Саакашвили проиграл президентские выборы и покинул страну, Иванишвили объявил о своем уходе из политики. По его словам, он выполнил свою «миссию», которая заключалась в том, чтобы лишить Саакашвили власти.
Трансформация «Мечты»
К следующим парламентским выборам «Грузинская мечта» разошлась с другими оппозиционными силами, ранее выступавшими в коалиции с ней. Паата Закареишвили, бывший государственным министром по вопросам примирения и гражданского равноправия в первой срок «Мечты», считает, что трансформация партии началась в 2014-2015 годах. Примерно в это время в «Мечту» пришла плеяда молодых политиков, в их числе действующий премьер Ираклий Кобахидзе. По мнению Закареишвили, именно в этот период произошло постепенное изменение взглядов Иванишвили, а его главной целью стало удержание власти.
Следующее значимое изменение Конституции произошло в 2017 году — смысл многочисленных поправок сводился к практически полному переходу страны к парламентской форме правления. Оппозиция тогда назвала законопроект «документом одной партии», а часть оппозиционных депутатов покинула заседание парламента в знак протеста.
Примечательно, что тогдашние изменения включали в себя намеки на будущую «консервацию» страны: в новой Конституции изменилось определение брака — закреплялось, что это союз мужчины и женщины. Впрочем, в 2017-м это воспринималось как популистский жест, заигрывающий с консервативной частью населения.
Дальше произошло множество событий, тем или иным образом повлиявших на текущее положение дел. В Тбилиси случилась «ночь Гаврилова», Бидзина Иванишвили уходил из политики, возвращался и снова уходил (при этом было ясно, что речь идет просто о степени его публичности), экономика падала на фоне короновируса так, как не падала с 1994 года. А потом Россия развязала войну в Украине.
Отношения «Мечты» с Кремлем
Одним из первых звоночков о том, что страна под руководством «Грузинской мечты» меняет курс от стремления на Запад к чему-то более неоднозначному, стало неприсоединение Грузии к санкциям против России. Это можно было объяснить экономическими причинами — действительно, сложно отрицать зависимость грузинской экономики от РФ.
Но за этим разворотом последовали множественные отказы российским оппозиционерам во въезде в страну — в Грузию не пускали как заметных оппозиционеров вроде Любови Соболь, так и просто работавших на ФБК и другие оппозиционные организации, даже если это было много лет назад. При этом до получения отказа во въезде некоторые из эмигрантов успели по несколько лет прожить в стране.
Дальнейшие события попали на первые полосы международных СМИ, поскольку инициированные «Мечтой» законы перестали укладываться в контекст борьбы с оппозицией, хотя за «иноагентским» законом наблюдатели всё еще усматривали тактические соображения. Так, в марте 2023 года эксперты фонда «Карнеги» предсказывали, что если «Грузинская мечта» продолжит идти по авторитарному пути, то страну ждет «серьезная внутренняя дестабилизация». В тот момент поддержка курса на евроинтеграцию в грузинском обществе доходила до 80%.
Как видим, закон был принят, а «Мечта» осталась у власти, несмотря на многотысячные митинги и потерю Грузией статуса кандидата в Евросоюз. При этом правящая партия не отказывается от риторики евроинтеграции. Нарратив, который она использует, повествует о евроинтеграции с достоинством и на своих условиях (которые, по мнению «Мечты», позволят избежать втягивания Грузии в войну с Россией).
Страх войны с непредсказуемым соседом — одна из магистральных линий прошедшей избирательной кампании (чего только стоят печально известные рекламные баннеры с фотографиями разрушенных украинских городов и другими последствиями военной агрессии РФ). В обиходе партийных спикеров даже появился оборот «партия глобальный войны», обозначающий всё то, чему якобы противостоит «Мечта». Сложно сказать, насколько действенна эта риторика, однако приходится отметить, что она и правда может работать в ситуации, когда Россия показала свою способность развязывать кровопролитные войны и милитаризироваться темпами, которые прежде было трудно представить. Сюда же надо добавить еще свежие воспоминания от российской агрессии 2008 года, а также реально несопоставимый уровень военного потенциала двух стран.
Политтехнологии и административный ресурс
В то же время «антивоенная» риторика — не единственный козырь «Мечты». Электорат партии позволяет ей не ориентироваться на население столицы и представителей прогрессивных сторонников демократического развития страны. Тот же Паата Закареишвили отмечает, что основу поддержки правящей партии составляют самые бедные жители Грузии, которые стоят в очереди на получение социальных пособий или уже получают их. Кроме того, львиную долю голосующих за мечту составляют бюджетники, опасающиеся потерять рабочие места.
Последние выборы показали, как ловко «Мечта» работает в серой зоне, подключая к давлению на выборах криминал и устраивая хитрые карусели. При этом из-за «серости» этой зоны сложно установить масштабы нарушений. Очевидно, что на обеспечение победы были брошены серьезные ресурсы (и никто не сомневается, что миллиардер Иванишвили может себе это позволить), однако в какой мере выборы на самом деле были сфальсифицированы, сказать сложно из-за того, что «Мечта» использует смешанную тактику — от гигантских вливаний в предвыборную кампанию (честно говоря, кроме баннеров «Мечты» на улицах Тбилиси не было заметно никакой другой агитации) и запугивания бюджетников до использования околокриминального контингента и прямых фальсификаций.
В сухом остатке мы получаем довольно удручающую картину. Теперь уже неважно, действительно ли в «Мечте» сидят консерваторы, желающие запретить геев и иностранные НКО, или новые законы — лишь средство борьбы за власть. Какая разница, если, не дождавшись официальных результатов, в Тбилиси с поздравлениями летит Виктор Орбан, персонаж, комичный в своей приверженности традиционным патриархальным ценностям?
Власть Иванишвили опирается на силовиков, деньги и политтехнологии, и этого оказалось достаточно, чтобы становиться всё более и более консервативной и авторитарной. Как показывают события последних лет (и, в первую очередь, российский опыт), чтобы быть в авангарде правоконсервативного движения, необязательно как-то особенно ненавидеть гражданское общество — достаточно просто не верить в его существование. Не видеть его в упор за мельтешением real politic, в рамках которого любые майданы являются следствием грамотного вливания финансов по методичкам из того или иного АП. В этом, в общем-то, нет ничего нового.
Однако несмотря на то, что сочетанию неограниченных денег с манипулятивными технологиями действительно сложно что-то противопоставить, есть и хорошие новости: деньги и технологии решают не всё. Возможно, этим объясняется тот факт, что Путину так и не удалось остановить разворот Украины на Запад, несмотря на колоссальные деньги, влитые в структуры Медведчука.
Не видеть гражданского общества — это большая ошибка современных автократов, и она обязательно сыграет против них. Обществу настало время понять, как создать объединяющие структуры, способные противостоять этой ресурсной машине.